Стихи

Учитель в образе котёнка
Явился утром на порог.
Ох, не простая работёнка
Не спорить с тем, что хочет Бог.

Нигде, как гость, не принимаем,
Глядит с надеждой существо,
И мы с тобой не понимаем,
Как раньше жили без него.

В служенье не бывает скуки,
Оно - начало всех начал.
Пусть исцарапаны все руки,
По маме лишь бы не скучал.

Мы стелим старый плед в коробку,
Что сохранилась от сапог,
И, упреждая нервотрепку,
Садиться учим на лоток.

Любовная лодка о быт не разбилась,
Но много чего в ней за жизнь накопилось:

Сады, путешествия, песни и розы,
Хорошие книги, плохие прогнозы,

Надежды, печали и снова надежды,
Два шкафа новёхонькой женской одежды,

Друзья по гитаре, друзья по ландшафтам,
Огромный баул нелюбви к алконавтам,

Домашних растений полсотни горшочков,
Чужих фотографий двенадцать мешочков,

Рюкзак фестивалей, рюкзак конференций,
Тугой чемоданчик синкоп и секвенций,

Что-то Галича не кажут по телеку,
Знать, не велено нервировать публику.
Если правда вызывает истерику,
То и совесть - просто дырка от бублика.

Если бить кайлом народу по темечку,
Гарантируя достаток хронический,
От достоинства останутся семечки,
Не в теории причем, а фактически.

Наша родина на юг расширяется,
Всё заделывает в днище пробоины,
А грядущее в подъездах ширяется
На украденные в сети биткоины.

Что людей объединяет? Общая любовь
К тихой песне над рекою, к запахам цветов,
К романтическому морю, к летнему дождю,
Да еще любовь народа к своему вождю.

Что людей объединяет? Общая беда -
Неминуемая пропасть, черная вода.
И беда не в том, что пуля встретит на войне,
Нет страшнее униженья в собственной стране.

Что людей объединяет? Вера в чудеса,
Что, в конце концов, не вечна злая полоса,
Что хотя бы ради внуков мы живем не зря,
Да еще слепая вера в доброго царя.

Черно-белый фотоснимок.
Южный город. Прошлый век.
Сакля, ослики, маслина…
У порога - человек.
Смотрит царственно и строго,
Хоть корону примеряй.
А от дома - вверх дорога,
Вероятно, прямо в рай.

Мне знакомо это место,
Эта сакля, этот взгляд.
Возвращаюсь бестелесно
В Ялту на сто лет назад.
Бросив под ноги котомку
У прибрежных валунов,
Выбираю точку съёмки,
Я - фотограф Сокорнов.

Я устроился работать в мастерской
По ремонту исцарапанных сердец
Не за деньги, не для выгоды какой,
Просто так меня воспитывал отец.

Он мне сызмальства втемяшивал в башку,
Что достоинство - не пыль из-под копыт,
Кем ни стал бы я на жизненном веку,
Первым делом человеком нужно быть.

Пролетело с той поры немало лет.
Сотни шишек я успел себе набить!
Жаль, отца на этом свете больше нет,
Но засело: «Человеком нужно быть»,

В медвежьем углу асканийском,
В безводной ковыльной глуши
Фальц-Фейном, педантом арийским
Воздвигнут оазис души.

Плывут миражами секвойи, -
Гиганты редчайших имен,
И глаз очарован травою,
И слух соловьем опьянен.

Клубится зеленое чудо
В песочнице Бога-Отца,
И я, городская пичуга,
Стихом воспеваю Творца,

Чьи помыслы рушат мыслишки
О черной изнанке людей.
Из дрязг вырастают делишки,
Дела – из великих идей.

Пальто из твида, резная трость,
Чудного вида заходит гость,

Садится молча, ощерясь ртом,
И что-то волчье в молчанье том.

Далёким взглядом глядит на свет,
Как будто рядом меня здесь нет.

Летят минуты, я весь – огонь,
Вдруг вижу чью-то вблизи ладонь.

Как на экране, вхожу в контакт:
Возница, сани, почтовый тракт.

Снега да тучи, степная ширь,
Но я не кучер, не пассажир,

От волчьей своры я – ни на шаг.
Я – первый номер, я – их вожак.

Родная стая бежит вослед.
Прыжок. Взлетаю. Но меркнет свет,

Ты знаешь, чем ближе к итогу,
Тем меньше манит глубина,
Я выбрал служение Богу,
Которому имя – жена.

Мой Бог не потребует веры,
Мой Бог не накажет за грех –
Над храмами Русской Ривьеры
Мы с нею парим выше всех.

По комнате звездные гроздья,
Их речь – шелестящая печь,
К нам ангелы просятся в гости,
И жаждут блаженные встреч.

Поймет меня маршал и мастер,
Землянин и житель Луны,
Кто так же божественно счастлив
В божественном свете жены.

На той стороне – день,
На этой земле – ночь,
На той стороне сын,
На этой земле – дочь,

На этих часах пять,
На той стороне – шесть,
А время идет вспять,
А поезд стоит здесь.

На той стороне – снег,
А здесь этот снег – дождь,
И каждый несет грех,
И в каждой душе дрожь.

И рыщет в купе волк
В надежде собрать дань,
И этих волков – полк,
А значит, дела – дрянь,

Но грустно скрипит лес,
И в сущности все – хлам,
Ведь кто-то умрет здесь,
А кто-то умрет там.

Мой голос - слабенький такой,
Боящийся всего:
И бессловесности людской,
И слова самого.

Я убеждал его: «Кричи,
Не бойся за судьбу»,
А он нашептывал: «Молчи!
Мы вылетим в трубу!».

Я звал его на карнавал
И обзывал «кротом»,
Но кто кого дрессировал,
Открылось лишь потом.

И вот теперь, когда вполне
Мой шаг похож на шарк,
Мы оба любим в тишине
Ходить в соседний парк,

Глядеть на листья в лужах
И слушать, слушать, слушать…

Ветер, шальной Мефистофель,
Гонит обрывки афиш,
В чашке остывшего кофе –
Бренность земных философий
С прелью платановых крыш.

Как же с душою в исподнем
В ночь на сырой тротуар,
Где так легко и свободно
Скачет щенком беспородным
Вальс зачехленных гитар?

Вылился дождик на строфы,
Вечер укутан в муар.
В так и не выпитом кофе –
Грусти светящийся профиль.
Вальс зачехленных гитар.

Женщину не выбирают,
Женщину шлет нам Господь -
Звездные песни слагает
И облекает их в плоть.
Каждая новая песня
Станет кому-то сестрой,
Светлая песня – невестой,
Грустная – девой прелестной,
Тихая – мамой родной.

Ближний огонь согревает,
Дальний – в дорогу ведет,
Каждая женщина знает,
Кто ее песню споет.
Кто эти звуки подхватит,
Будут ли фразы нежны.
Если нам силы не хватит,
Женское сердце оплатит
Наши порывы струны.

Я миром болею, я веком болею
И с этою болью живу и старею.

Еще до рождения, в темени лютой
Меня отравили небесной цикутой.

С тех пор, где б ни жил я, ни делал я что бы,
Мне больно от глупости, больно от злобы,

От каждого вскрика, от горя, от дыма,
И это - навечно и неизлечимо.

Крути меня, хворь, разливайся, отрава,
Болеть – мое право, болезнь – моя слава,

Прекраснее нет и не будет недуга!
Ах, если б легко заражать им друг друга!

Я миром болею. Я жизнью болею,
И нет от нее никакой панацеи.

Громов далёких зарево
Танцует на стене,
В палатах государевых
Готовятся к войне,

Куют мечи булатные
Умельцы-мастера,
Над царством троекратное
Взвивается: «Ура!».

На небе тучи хмурятся,
Но светел стольный град.
Поповичи и Муромцы
Шагают на парад.

Драконов истребительных
Гарцует эскадрон:
«Да здравствует спаситель наш,
Великий царь Гвидон!».

Шагают с арбалетами
Гвардейцы-усачи,
А позади с памфлетами
Емеля на печи.

По земле горячей,
По сухой воде
Ходит век незрячий,
Сам не зная, где.

За спиной у века
Черные дымы,
Сам у человека
Просит жизнь взаймы.

Вид его несносен,
В обещаньях враль –
За окошком осень,
Он бубнит: «Февраль».

Вечно недоволен
Ночью или днем,
Говорит, что болен,
Сам летит конем.

Ходит он по трупам,
По живым сердцам –
То ли дед в тулупе,
То ль шахид-пацан.

Пожалеть бы людям
Доходягу-век,
Да мы все там будем,
Век ли, человек.